- ФОНД РАЗВИТИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФИЛОСОФИИ
- МЕЖДИСЦИПЛИ- НАРНЫЙ ЦЕНТР ФИЛОСОФИИ ПРАВА
- КОНКУРСЫ
- НАШИ АВТОРЫ
- ПУБЛИКАЦИИ МПФК и МЦФП
- БИБЛИОТЕКА
- ЖУРНАЛ «СОКРАТ»
- ВИДЕО
- АРХИВ НОВОСТЕЙ
Гусейнов А.А.,
директор Института философии РАН,
член Управляющего совета МПФК,
доктор философских наук,
профессор, академик РАН
У философов и юристов много общих тем
В тезисах Валерия Дмитриевича Зорькина о правовой реформе есть такое утверждение: «Технологический прорыв возможен только на базе международно-правовых стандартов». Несомненное утверждение. Думаю, что технологический прорыв в России требует также изменения и выправления ценностных ориентиров. Да и ориентация на международно-правовые стандарты – отнюдь не административная, не техническая процедура. Она предполагает осознание высокой ценности этих стандартов, тех целей, которым они служат.
Часто можно слышать, что для того, чтобы осуществить технологический прорыв, нужны две вещи, а именно: финансы и хорошая организация дела, менеджмент. Конечно, и то и другое необходимо. Но этого мало, совершенно недостаточно. Без людей, которые ставят перед собой большие, высокие цели, без людей, которые думают не только о том, сколько и как им платят, конечно, осуществить технологический прорыв, модернизацию страны абсолютно невозможно. Технологический прорыв, модернизация – для чего? Разве это так очевидно, что они обернутся благом? История с ядерной энергией, которая привела к тому, что мы оказались всего в шаге от рукотворного апокалипсиса, хотя и не отрезвила людей в должной мере, не прочистила до конца их сознание, тем не менее она отложилась в их подсознании, убила слепую веру в научно-технический прогресс. Разве рост производительных возможностей общества, его совокупного материального богатства приводит сам по себе к устранению нищеты, человеческой униженности, вопиющей несправедливости социального устройства? Богатые, будь то страны в масштабе планеты или индивиды в рамках государств, богатеют едва ли не в такой же пропорции, в какой беднеют бедные. Это – фундаментальные вещи, которые не заговоришь никакими прекраснодушными речами, не прикроешь никакими эстрадными шутками и пышными церемониями. Они в существенной мере определяют душевный строй и общественное поведение людей. Нет ничего удивительного в том, что люди сегодня не считают технологические прорывы, модернизацию, рост экономики вдохновляющими целями, «дорогой к храму», если воспользоваться этой метафорой, под знаком которой более двадцати лет назад начались перемены в нашей стране. Словом, когда мы говорим о перспективах, конкретных программах развития страны, мы не только не можем обойти, мы просто упираемся в вопрос об их смысловом наполнении, мировоззренческой и нравственной обоснованности.
Если рассматривать проблему в этом аспекте, мне кажется, совместная работа философов и юристов очень важна. Она важна вот по какой причине. Союз философов и юристов позволяет, по крайней мере дает шанс придать проблеме общественных идеалов, больших целей, которые двигают людьми, двигают народом, двигают страной, придать им высокую степень конкретности, поставить на совершенно реальную и практическую основу, которая заложена в Конституции Российской Федерации. Ограничусь одним примером. В Конституции мы находим два понятия: социальное государство и правовое государство. Скажите мне, пожалуйста, в нашей публичной лексике, пусть даже в демагогических целях, не говоря уже о систематических целенаправленных усилиях исследовательских сообществ, часто ли мы слышим и достаточно ли концентрируем свою мысль и внимание на этих понятиях?! А они, как мне кажется, для понимания и для выявления адекватных аксиологических, гуманитарных основ развития России, для духовного сплочения общества имеют исключительно важное, первостепенное значение. И они требуют расшифровки, конкретизации применительно к современной эпохе, применительно к нашей стране. Здесь, конечно же, совместная работа юристов и философов может быть очень продуктивной.
Если не ошибаюсь, русская школа философии права, по крайней мере, в той мере, в какой она шла от Владимира Сергеевича Соловьева, получила развитие в творчестве Павла Ивановича Новгородцева, внесла новое в мировые дискуссии о философии права в том отношении, что она вновь обратилась к понятию естественного права, выступила против узости юридического позитивизма. «Естественное право» – понятие, от которого уже в XIX в. европейские юристы почти отказались. А для русской школы философии права соотношение права и нравственности, их единство, даже приоритет второй над первым, все эти проблемы, заложенные в концепции естественного права, стали центральными, ключевыми.
Они и сегодня остались таковыми, о чем свидетельствует наша дискуссия. В самом деле, о чем идет речь, если попытаться вычленить основную проблему, да и основной пафос дискуссии? Конституция: в какой мере она – идеал, проект, а в какой мере – закон прямого действия, как в ней базовые принципы соотносятся с более конкретными нормами. Или вопрос, который ставит Гадис Абдуллаевич, когда спрашивает, как, собственно говоря, правовые ценности стыкуются, соотносятся, оказываются проницаемыми для других ценностей, прежде всего нравственных, как они могут корректироваться ими. Это – принципиальный вопрос, его осмысление, затрудненное на уровне теоретических схем, становится настоящим интеллектуальным вызовом, когда на него надо ответить не в общей форме, а перевести на язык юридической практики. Как и в какой мере можно при принятии юридически обязывающего решения апеллировать к иным ценностям помимо собственно правовых, помимо буквального содержания самого закона? Мне кажется, это в высшей степени актуальный вопрос.
Или, может быть, юридический закон в самом деле «свят», должен действовать так же неотвратимо, как неотвратимо действует природа, а зависимость права от нравственности определяется только его удельным весом в структуре мотивов общественного поведения? Я где-то читал, что в Америке приходится один юрист на двести человек, а в Японии – на пять тысяч человек. Извините, что не помню точных цифр и источника. Но тут важна пропорция. Именно она меня поразила. Выходит, что в системе общественного регулирования доля собственно правового регулирования является разной в разных культурах и обществах. В Японии она на порядок ниже, чем в США. А как у нас, в России?
Мы пошли, похоже, по американскому пути и стали насыщать наше общество юристами, едва ли не по всем вопросам отсылать к суду. Ну и что? Подняло это, укрепило общественную дисциплину? Сделало наши отношения более гармоничными? Я не уверен. Может быть, мы даже нарушили исторически сложившуюся, характерную для нашего общества меру соотношения права и закона со справедливостью, нравственностью и обычаем. Как директору института, мне пришлось пару раз иметь дело с судом. У меня осталось самое тяжелое ощущение от этого. Рассматривая реальную ежедневную жизнь института, могу сказать: на 95, может быть, на 99 процентов все отношения в институте, его позитивная деятельность основаны на обычае, устоявшихся стереотипах поведения, устных договоренностях, здравом смысле – словом, на вещах, которые, если вынести их в суд, то они сразу же могут быть поставлены под сомнение.
Отрадно сознавать, что наши юристы, оставаясь верными профессиональному призванию, готовы смотреть на мир в более широкой перспективе, которая как раз и может оказаться перспективой нашего сотрудничества. И я согласен с уже высказывавшимся мнением, что, если мы будем дальше продолжать практику совместных дискуссий, конечно, нам нужно как-то локализовать, более определенно обозначить тему. И, конечно, очень интересен был бы диспут по вопросу о предмете философии права, о том, как она соотносится с политической философией. Но я, честно признаться, не очень уверен, что такая дискуссия будет плодотворной. Приводилось мнение Августина, который говорил: «Я знаю, что такое время, до тех пор, пока меня не спрашивают, что это такое». Так и здесь может оказаться, что в этих спорах мы больше обозначим какие-то различия. Какое-то все-таки у нас есть представление о поле проблем, и оно для начала может быть достаточным. Было бы более целесообразно, мне кажется, выделить более конкретные вещи. Такой темой могло бы быть именно размышление о том, как связаны между собой в реальном опыте нашего российского общества и Российского государства сегодня два понятия – социальное государство и правовое государство. Как понятия связаны между собой в жизни и Конституции? Как вообще правовое равенство реализует себя сквозь систему многочисленных неравенств – прежде всего социального и экономического?
В ходе такого размышления, мне кажется, можно получить ответы на многие вопросы, в том числе и на вопрос о том, насколько в юридической практике допустимо апеллировать к неюридическим ценностям; как соотносятся базовые принципы, которые намечают какие-то цели и конкретные решения. И даже, я бы сказал, на очень интересный вопрос о юридической и общественной природе частной собственности. Ведь, пожалуй, именно в понятии и практике частной собственности юридическое равенство людей и их социально-экономическое неравенство сплелись самым непосредственным и наиболее противоречивым образом. Ключевой принцип, на котором держится философия права, гласит, что свобода одного человека ограничивается свободой другого. Да! Свобода до предела, пока она не упирается в свободу другого. Прекрасно! Это мы более или менее понимаем, когда речь идет о свободе слова, о свободе совести. А как это выглядит, когда речь идет о свободе частной собственности? Здесь нет никакого ясного ответа, ясного, по крайней мере, до такой степени, чтобы он был понятен и приемлем для общественного сознания. Похоже, что само понятие еще не включено, не введено в полной мере в контекст философско-правового осмысления, философско-правовой квалификации. А сам институт частной собственности не подвергнут тому глубокому и честному научному анализу, который трансформируется (не может не трансформироваться) в его историческую критику.
Позвольте сказать в заключение следующее. Мы, философы, очень рады, что нас принимают здесь, в здании Конституционного Суда. И мы рассматриваем Конституционный Суд не просто как высшее юридическое учреждение, но в то же время и как интеллектуальный центр, то место, где разрабатываются проблемы философии права и откуда исходят основные импульсы этого научного направления. И позвольте выразить также уверенность, что наш сегодняшний разговор станет началом более тесных контактов, а может быть, и совместной работы.
* * *
Из книги
«Философия права
в начале XXI столетия
через призму конституционализма
и конституционной экономики»
Издание МПФО. M., 2010.